6 апреля – 200 лет назад (1812 г.) родился Александр Иванович Герцен.
В 1835 г. он был арестован и выслан в Пермь, откуда вскоре переведен в Вятку. В Перми жил с 28 апреля по 13 мая 1835 г. Это недолгое пребывание в Перми произвело на Герцена большое впечатление и описано им в автобиографической повести "О себе", в очерке "Вторая встреча", в "Записках молодого человека", в "Письмах о Казани, Перми, Вятке", в "Былом и думах".
Еще бы! Один только разговор про коровку мог свести с ума только что прибывшего из столицы писателя. Вот что писал А.И. Герцен своей двоюродной сестре Н.А. Захарьиной (ставшей впоследствии его женой):
29 апреля 1835. Теперь, chere Natalie, твой черед писать ко мне. Я наконец в Перми... Это ужасно, что было со мною нынче утром; прихожу нанимать квартиру, а хозяйка спрашивает: «Нужен ли вам огород и стойло для коровы?» Боже мой, неужели есть возможность мне иметь огород и корову? Ха, ха, ха, да это чудо! Огород и корову, — я скорее заживо в гроб лягу…
Герцен коровку в Перми не купил. Но если бы и купил, то тут же пришлось бы ее продавать, потому что в скором времени его перевели в Вятку. Но коровка произвела на писателя сильное впечатление. Вот отрывок из «Былого и дум» (ч.2 гл.13):
...В Перми меня привезли прямо к губернатору. У него был большой съезд: в этот день венчали его дочь с каким-то офицером. Он требовал, чтоб я взошел, и я должен был представиться всему пермскому обществу в замаранном дорожном архалуке, в грязи и пыли. Губернатор, потолковав всякий вздор, запретил мне знакомиться с сосланными поляками и велел на днях прийти к нему, говоря, что он тогда сыщет мне занятие в канцелярии.
… Для какого-то непонятного контроля и порядка губернатор приказал всем сосланным на житье в Пермь являться к себе в десять часов утра по субботам. Он выходил с трубкой и листом, проверял, все ли налицо, ничего почти ни с кем не говорил и отпускал. Таким обра зом, я в его зале перезнакомился со всеми поляками, с которыми он предупреждал, чтоб я не был знаком.
На другой день после моего приезда уехал жандарм, и я впервые после ареста очутился на воле.
На воле... в маленьком городе, на сибирской границе; без малейшей опытности, не имея понятия о среде, в которой мне надобно было жить.
… На другой день после приезда я пошел с сторожем губернаторской канцелярии искать квартиру; он меня привел в большой одноэтажный дом. Сколько я ему ни толковал, что я ищу дом очень маленький и, еще лучше, часть дома, он упорно требовал, чтоб я взошел.
Хозяйка усадила меня на диван и спросила:
- Так ты, батюшка, домик нанимаешь?
- Велик, больно велик, я служивому-то говорил.
- Лишнее добро за плечами не висит.
- Оно так, но за лишнее добро вы попросите и денег побольше.
- Ах, отец родной, да кто же это тебе о моих ценах говорил, я и не молвила еще.
- Да я понимаю, что нельзя дешево взять за такой дом.
- Даешь-то сколько?
Чтоб отделаться от нее, я сказал, что больше трехсот пятидесяти рублей (ассигнациями) не дам.
— Ну, и на том спасибо; вели-ка, голубчик мой, чемоданчики-то перенести да выпей тенерифу рюмочку.
Цена ее мне показалась баснословно дешевой, я взял дом, и, когда совсем собирался идти, она меня остановила.
- Забыла тебя спросить: а что, коровку свою станешь держать?
- Нет, помилуйте, — отвечал я, до оскорбления пораженный ее вопросом.
— Ну, так я буду тебе сливочек приносить.
Я пошел домой, думая с ужасом, где я и что я, что меня заподозрили в возможности держать свою коровку.
Но я еще не успел обглядеться, как губернатор мне объявил, что я переведен в Вятку, потому что другой сосланный, назначенный в Вятку, просил его перевести в Пермь, где у него были родственники. Губернатор хотел, чтоб я ехал на другой же день. Это было невозможно; думая остаться несколько времени в Перми, я накупил всякой всячины, надобно было продать хоть за полцены. После разных уклончивых ответов губернатор разрешил мне остаться двое суток…
